Бертран вместе со своими людьми обыскал всё графство и его окрестности, и не найдя не только Беатрис, но даже кого-нибудь, кто хотя бы её видел или что-то слышал о ней, собрался выехать в Септиманию, чтобы оттуда отправиться на поиски через море.

И потому он как никто другой проклинал сарацин, из-за чьих бесчинств вынужден был задержаться, чтобы отомстить нехристям за осквернение святыни и освободить пленных монахинь, захваченных разбойниками для продажи на невольничьем рынке.

Разведка донесла, что сарацины продвигаются очень быстро и без остановок. Медлить было нельзя. Братья решили выдвинуться немедленно, а остальным вассалам были посланы гонцы с приказом присоединиться к отряду уже по пути. Несмотря на обоз с награбленным добром, который сарацины тащили за собой, они действительно стремительно продвигались в направлении юго-восточного побережья.

Пленные монахини, между тем, мучились от приступов дурноты, зноя и жажды. Они не были связаны, но ни одна из них не стала бы пытаться сбежать, или ещё как-то вызывать на себя гнев страшных похитителей.

Девушки тихо переговаривались меж собой.

– О, Боже милостивый, сколько же ещё испытаний уготовлено нам?

– Главное, что мы остались живы…

– Смотри, как бы ты после не позавидовала мёртвым, сестра Люсия…

– А помните, как сестра Софи говорила про ад!

- Ну прям как в воду глядела…

– И ещё говорила, что это грехи матушки Эстасьи нас отправят туда, помните?

– Ох, уж матушка-то давно смотрит на нас из райских кущ: вы знаете, как она умерла? Истинно мученическая смерть…

– Сёстры, только не надо сейчас вспоминать об этих страстях, ради Всевышнего!

– Сестра Филиберта видела, как убивали матушку, правда, сестра?

При этих словах, обращённых к ней, сестра Филиберта, бледная до зелени, склонилась за бортик телеги, настигнутая очередным приступом дурноты. Девушки замолчали и закрыли глаза, чтоб не последовать её примеру.

Беатрис сидела, отвернувшись ото всех. Она молча смотрела перед собой, но не замечала ни хрустальной чистоты горной реки, вдоль берега которой они проезжали, ни поросших редкими кустарниками живописных холмов вокруг – она тихо плакала, вспоминая дом, Флэду, Бертрана, и не надеясь больше их увидеть. Беатрис уже раздумывала, не выпрыгнуть ли из телеги, чтобы тут же принять смерть от сарацинского меча – это виделось ей более завидной участью, чем рабское существование в неизвестных землях, у чужих и жестоких людей, в безнадёжной дали от дома. Однако она всё медлила, а телега всё ехала и ехала вперёд, трясясь по каменистому берегу.

Девушка не подозревала, что уже через мгновение её тоска и отчаяние сменятся радостью и надеждой на спасение, ибо внезапно перед глазами у неё замелькали знакомые цвета знамён – из-за холмов на сарацин обрушились франки. Покой этих мест потонул в грохоте оружия и несмолкающих ни на секунду выкриков, воплей, проклятий и стонов. Сарацины, будучи каждую минуту готовы к нападению, тотчас выхватили мечи и ринулись навстречу противнику. С обеих сторон дождём посыпались удары.

Противники бились с такой силой, что щиты дробились на куски, а металлические кольчуги раздирались в клочья. Потери несли обе стороны, и за считанные минуты каменистый берег реки начал покрываться кровавым месивом из человеческих останков.

Беатрис показалось, что где-то неподалёку сквозь шум битвы она слышит знакомые голоса. Приглядевшись, она увидела Гримберта, который, на её глазах, срубил голову, сбитому с коня врагу. При виде хлынувшей фонтаном из обезглавленного тела крови, Беатрис охватил дикий, неистовый восторг, сердце её бешено заколотилось.

– Ещё! Убей ещё! Убейте их всех! – закричала она, пылая ненавистью и жаждой мести.

Неподалёку она заметила и Освальда – тот со страшными ругательствами бился сразу с двумя, атаковавшими его противниками – у одного из них он уже сбил с руки щит, оборвав ремень, и ранил разбойника, распоров кольчужную броню на груди.

Беатрис выпрыгнула из повозки, к изумлению монашек, которые прятались там, боясь даже высунуть голову наружу. При этом она ушибла коленку и разорвала подол рубахи, но даже не заметила ни того, ни другого. Отбежав в сторону, Беатрис спряталась за огромным валуном – отсюда хорошо было видно всю резню, и девушка принялась, среди множества сцепившихся в смертельной схватке мужчин отыскивать взглядом того, кто был ей дорог и любим, и вскоре с великой радостью в душе увидела его. Не заметить Бертрана было невозможно: сарацины валились вокруг него, сокрушаемые могучими ударами его оружия. Он рассекал вражеские кольчуги так легко, словно они были из шёлка, а головы нехристей летели как щепки.

Увлёкшись созерцанием воинских подвигов своего жениха и волнуясь за него, Беатрис чуть сама не оказалась под копытами коней, едва успев отскочить и спрятаться подальше за камень, ибо в непосредственной близости от её убежища сцепились в поединке франк и сарацин.

Их лица изуродовала бешеная злоба. Ярость и ненависть завладели их оружием. Они беспощадно рубились, стараясь как можно скорее прикончить каждый своего противника, но силы и умение их были равны, и это разъяряло их ещё больше. Наконец, сарацин, изловчившись, нанёс франку удар в голову, проломивший не только шлем, но и череп, однако в эту же секунду франк успел вонзить меч в лицо врагу и они оба, заливаясь кровью повалились на землю.

Беатрис бросилась к соотечественнику, надеясь, что он жив. Но, подбежав к нему и заглянув в его лицо, она лишь застала его последний вздох. С криком удивления и сострадания она узнала его – это был барон Гефье.

Взглянув на труп его врага, девушка заметила на нём лук и колчан со стрелами. Недолго думая, она подбежала к мёртвому сарацину и завладела его оружием. Выбрав цель, она натянула тугую тетиву и отпустила стрелу. Стрела пронеслась как молния и поразила одного из врагов точно в горло. Увидев как он, судорожно дёрнувшись, сполз с седла, Беатрис захохотала, словно напившаяся крови валькирия.

Её заметили: один из разбойников направил своего скакуна в сторону девушки, чтобы убить её. Она едва успела увидеть его страшное, полное бешеной ненависти лицо, когда над её головой уже засвистел меч. Беатрис замерла на коленях, закрыв лицо руками.

Неожиданно враг упал к ногам девушки, забрызгав багровой кровью её рубаху, – он был повержен ударом меча в спину. К Беатрис подскочил всадник, с выражением лица, не менее страшным, чем у сарацина, только что убитого им:

– Какого дьявола!.. – заорал он на неё.

Она узнала Анри.

– Беатрис?! – воскликнул он, и тут же, отвернувшись от девушки, крикнул: – Авдерик, увези её домой!

Возникший рядом с ним как из-под земли Авдерик, не мешкая ни секунды, подхватил девушку в седло и, нещадно пришпорив коня, ринулся прочь с поля боя. Анри точным ударом дротика в шею поразил сарацина, уже нацелившего стрелу во всадника, увозившего девушку.

– Бертран! – закричала из последних сил Беатрис. Она решила, что больше никогда его не увидит.

– Госпожа, клянусь Богом, я отвезу вас домой! – сердито крикнул ей Авдерик, мчась во весь опор.

Примерно через час всадник со спящей девушкой в седле добрался до города и вскоре был во дворе замка. Навстречу ему выбежали чуть ли не все домочадцы, во главе с графом, который принял на руки Беатрис, крепко убаюканную бешеной скачкой.

– Смени коня, – бросил граф барону, который тут же унёсся прочь.

– Господи милостивый, как она бледна! Во что она одета! – восклицала со слезами на глазах Флэда.

– Она жива, и она дома, – проговорил граф.

В эту минуту Беатрис открыла глаза и увидела графа.

– Отец! – воскликнула она, не веря своим глазам, и заплакала.

Граф отнёс Беатрис в башню и уложил на кровать, оставив на попечение Флэды и девушек. Они переодели госпожу в чистое платье, умыли лицо и расчесали волосы. Все эти процедуры дались Беатрис с большим трудом – ей непреодолимо хотелось спать.

– Госпожа Беатрис, у нас такие новости! – говорила ей Хильда, расчёсывая волосы, – представьте себе, сеньор Анри женился! Он до того обожает свою жену, что глаз с неё не сводит…

– Да? – равнодушно отвечала Беатрис, ничего не понимая, и очень скоро провалилась в глубокое забытье.

Посреди ночи, неожиданно проснувшись, Беатрис прислушалась: сквозь безмолвие ночной тишины ясно доносился приближающийся стук копыт и скрип повозок. Она вскочила с кровати и, схватив меховой плащ, кинулась вон из спальни.

– Беатрис! Куда вы?! – только и успела крикнуть ей Флэда, дремавшая на стуле.

Девушка выбежала из башни, пронеслась по коридорам и нижнему залу, даже не ощущая босыми ногами холода каменных плит, и выбежала во двор.

В ворота замка въехали всадники.

– Бертран! – закричала Беатрис.

– Хвала Всевышнему! – проговорил Бертран, ехавший впереди отряда.

Спрыгнув с лошади, он подхватил на руки подбежавшую к нему невесту, а она горячо обняла его. Не предполагавший так скоро и неожиданно увидеть её, Бертран чуть не потерял голову от этой нечаянной радости.

– Милая… Бесценная моя, – повторял он, целуя волосы приникшей к нему возлюбленной.

Беатрис же от слёз счастья не могла произнести ни слова. Девушке никак не верилось, что, принёсший ей столько испытаний, кошмарный сон всё же рассеялся, и она вновь видит Бертрана.

Каждый из этих двоих, самой судьбой предназначенных для взаимного счастья людей вглядывался в родное лицо любимого человека и не мог наглядеться, словно впервые увидев его. Их губы, не спрашивая позволения, нашли друг друга и навсегда стали родными и близкими, соединившись в одно целое.