Открыв глаза, Беатрис увидела склонившееся над ней прекрасное лицо не то женщины, не то ангела. «Неужто я умерла, и это божий вестник явился за мной…» – пронеслось у неё в голове.

– Ты меня слышишь, дитя моё? – ласково обратилась к девушке женщина-ангел, увидев, что Беатрис открыла глаза.

Беатрис молча кивнула.

– Она ещё очень слаба, – проговорил кто-то, невидимый для девушки, – ей лучше поспать.

В эту секунду у Беатрис, действительно, сами собой закрылись тяжёлые веки, и она вновь провалилась в беспамятство.

Когда же она снова открыла глаза, то уже не чувствовала себя такой обессиленной, как в первый раз. Наоборот, ей захотелось встать на ноги и пройтись.

Беатрис села на кровати и огляделась вокруг.

Она находилась в комнате с деревянными стенами и с земляным полом. Вдоль одной стены были расставлены кровати, у противоположной – возвышался стол с расставленными на нём склянками и плошками, поодаль от него – входная дверь. В углу уютно горел очаг. Окошки были совсем маленькие, почти под потолком, и впускали в комнату немного вечернего сумеречного света.

Беатрис встала на ноги и поняла, что она совершенно здорова. В эту минуту дверь отворилась и вошла пожилая монахиня.

– О! Да ты совсем поправилась! – приветливо сказала она. – Ну-ну, не спеши вставать! – монахиня подошла и усадила Беатрис обратно на постель. – Посиди пока тут, – она поспешно вышла.

Вскоре она вернулась, пропустив в комнату другую монахиню, лицо которой Беатрис сразу узнала – это её, едва придя в себя, девушка приняла за божьего вестника. Беатрис так и стала называть её про себя – «ангел».

Эта дама была никто иная, как аббатиса монастыря Марии Магдалины, где оказалась Беатрис. Хотя её волосы и фигуру скрывало монашеское одеяние, но оно не могло утаить, что женщина была высока и статна, с замечательными утончёнными чертами лица и очень приятной, доброй улыбкой. Беатрис, не знавшая матери, сразу доверчиво прониклась к ней. Вслед за аббатисой и пожилой монахиней в комнату вошли две молоденькие монашки и, закрыв дверь, замерли у выхода, с любопытством разглядывая Беатрис.

– Здравствуй, дитя моё! – приветливо заговорила аббатиса. – Как я рада видеть, что ты, наконец, на ногах. Мы все очень за тебя волновались. – Настоятельница села на кровати рядом с Беатрис. – Тебя нашли сёстры, ходившие за хворостом. Мы принесли тебя сюда, сестра-лекарь пустила тебе кровь, так как ты была в жестокой горячке, cделала тебе необходимые примочки. И вот, ты снова на ногах!

– Сколько же времени я нахожусь здесь?

- День ты лежала в горячке, потом ещё день отсыпалась, так ведь сестра Магда? – повернулась настоятельница к сестре-лекарке.

– Чистая правда, мать Эстасья, – подтвердила та.

– Спасибо, матушка! Если бы не милосердие ваше и сестёр, меня бы уже не было бы на свете! – с чувством проговорила Беатрис, пылко поцеловав руку настоятельницы.

– Ну а как же! Мы сделали то, что должны были, – с ласковой улыбкой аббатиса подняла Беатрис на ноги и обратилась к монахиням. – Пожалуй, её надо помыть и переодеть в чистую одежду – её платье совсем пришло в негодность.

– Но, я бы хотела как можно скорее попасть домой, – проговорила Беатрис.

– Как? Ты хочешь вот так сразу покинуть нас? – засмеялась аббатиса.

– Но я воспитанница графа Эмери, он очень богат и он щедро вознаградит вас за вашу доброту!

– Ах, дорогое дитя, нас не интересуют ни мирские дела, ни мирские богатства! – отвечала аббатиса. – Да ведь ты и сама, бедняжка, видать, столько настрадалась от всей этой суеты - а ведь это всё тлен. Любовь к Господу, любовь к ближнему и смиренный труд – вот всё, чем мы здесь живём. Ты попала сюда не просто так – тебя привёл Господь, так не противься его воле!

Беатрис попыталась вникнуть в суть слов настоятельницы, чтобы понять, когда же ей можно будет отправиться домой, но ничего не поняла. В то время, как аббатиса, обняв её, сказала ласково:

– Ну пойдём же, у нас хорошая мыльня, ты останешься довольна.

Беатрис привели в небольшое тёмное помещение без окон, которое освещал лишь факел в углу. Из большой кадки поднимался пар – это была нагретая вода. Там же стояло деревянное, огромное корыто, куда встала Беатрис. С неё сняли платье, оставив в одной нижней рубахе. Взбив в миске корень мыльнянки, сёстры намылили тряпки и стали тереть ими Беатрис. Аббатиса, открыв дверь, внимательно за всем наблюдала.

– Ну что же вы делаете?! – воскликнула она, – сквозь рубаху вы не отмоете всю мирскую пыль и грязь с этой девочки. Снимите с неё рубаху!

Монахини нерешительно посмотрели на настоятельницу.

– Она не монахиня, ей можно помыться как следует, правда, дитя моё? – с улыбкой обратилась аббатиса к Беатрис.

Монашки послушно сняли с девушки рубашку и стали мыть её, поливая из больших глиняных кувшинов. Когда с мытьём было покончено монашки отошли в сторону, за чистой одеждой для Беатрис.

– Ах, да одевайте же её скорее! – воскликнула аббатиса. Она взяла большой кусок полотна и, подойдя к Беатрис, накрыла ей грудь и плечи, одновременно вытирая с кожи Беатрис влагу, – она же совсем замёрзнет!

Беатрис принесли монашеское одеяние – чистую рубаху и монашеское покрывало.

– Другой одежды у нас нет, – сказала аббатиса, – но ничего, можешь ходить пока в этой. А теперь тебе надо поесть, – добавила она.

Они прошли по тёмному коридору с низким потолком, освещённым двумя факелами, и открыли дверь в трапезную, где уже собрались на ужин монашки. Беатрис усадили за стол. После молитвы девушки молча приступили к трапезе. Беатрис увидела перед собой две тарелки: в одной – лежали кусочки рыбы, в другой: варёный сыр, латук и кусок хлеба, рядом с тарелками стояла чашка с водой. Увидев всё это, девушка почувствовала такой жестокий голод, что, не в силах сдерживаться и, забыв приличия, с жадностью набросилась на еду. Всё показалось ей восхитительно вкусным.

После ужина настоятельница велела одной из монахинь проводить Беатрис в келью.

– Отдыхай, сестра, – сказала монахиня, приведя Беатрис в небольшую комнату со столом и кроватью, – к утренней службе разбудим.

Беатрис, раздевшись, упала на кровать, которая показалась ей раем, и тут же уснула. Её сон был так крепок и глубок, что ей почудилось, будто она едва успела сомкнуть веки, когда кто-то тихонько потряс её за плечо.

– Вставай, сестра, на утреню пора, – услышала она, с сожалением расставаясь со сном.

Девушка открыла глаза и увидела вчерашнюю сестру, которая, убедившись, что Беатрис проснулась, тут же удалилась.

Поспешно одевшись, Беатрис покинула келью и вслед за остальными монахинями проследовала по длинной галерее, которая вывела её на широкий монастырский двор. Беатрис пересекла его и, отворив небольшую дверку под сводами низенькой арки, оказалась в церкви. Изысканность внутреннего убранства храма восхитила девушку - богатство отделки помещения, торжественность алтаря и амвона, красота изваяний - всё было великолепно и внушало восторг.

Беатрис заняла свободное место рядом с маленькой худенькой монахиней, явно моложе её, которая тут же приветливо кивнула новенькой, улыбнувшись совсем ещё детской улыбкой. Беатрис тоже улыбнулась, ответно кивнув ей.

Началась служба.

Внезапно, нарушив обычный ход обряда, одна из монахинь выбежала к алтарю и, поцеловав сверкавший самоцветами крест, горячо обратилась к молящимся:

– Сёстры! Послушайте! Вы – невинные овцы в волчьем логове. Ваша аббатиса погрязла в грехе и тащит всех вас за собой в ад!

Беатрис, как громом поражённая, уставилась на странную монахиню. Эта была молодая девушка, очень бледная и такая истощённая, как будто не ела много дней. Весь её болезненный вид говорил о перенесённых ею многочисленных страданиях и лишениях, но огромные глаза на исхудавшем лице лихорадочно блестели неистовым, неукротимым гневом.

Однако, большинство сестёр, глянув на неё с неодобрением и укором, продолжали молиться, как ни в чём не бывало. Аббатиса горестно покачала головой. Две старшие монахини подбежали к говорившей и, взяв её под руку, потащили вон из церкви.

– Спасайтесь, бегите отсюда, это место проклято! – успела крикнуть несчастная, прежде, чем монахини выволокли её из храма.

– Бедная сестра Софи, – проговорила маленькая соседка Беатрис и по её щекам побежали слёзы.

– Дети мои, – сказала настоятельница, чьи глаза так же были влажны от слёз, а лицо выражало бесконечное горе, – давайте усердно помолимся за несчастную нашу обезумевшую сестру.

– Сестра Софи была такая хорошая, добрая, набожная, – прошептала соседка Беатрис, – но потом в неё словно вселился лукавый, – девушка несколько раз перекрестилась, обратившись лицом к алтарю. – Она несколько дней провела безвыходно в своей келье, молясь и избивая себя плетью под присмотром матушки, и ела только хлеб и воду, но ничего не помогло, – девушка горестно покачала головой.

Слова сестры Софи, и её ужасный вид взволновали Беатрис, пробудив присмиревшую было, тоску по дому и Бертрану. После утрени, она набралась смелости и подошла к настоятельнице.

– Матушка, – с грустью молвила она, – я не в силах справиться с чувствами, которые одолевают меня - я очень сильно тоскую по родным. Мне хочется вернуться домой как можно скорее…

– Дитя моё, дорогое, – отвечала аббатиса, ласково глядя на девушку, – Господь направил тебя в эти стены, чтобы увести с того губительного пути, на который ты когда-то вступила, и который чуть не привёл тебя к гибели. Теперь тебе надо будет усердно молиться, чтобы отчиститься от всей мирской скверны, ввергшей тебя в такое бедственное положение.

– Матушка, – проговорила Беатрис, глотая слёзы, – но, может быть, вы разрешите мне хотя бы послать весточку моим близким? Меня угнетает мысль, что я нахожусь здесь, а они не знают где я и что со мной, жива ли я…

– О, конечно! – добродушно воскликнула настоятельница, – об этом можешь не беспокоиться. Я сама напишу письмо, и мы отправим посыльного в Фуа с добрыми вестями о том, что ты жива.

– Спасибо, матушка! – обрадованно воскликнула Беатрис, с благодарностью поцеловав руку настоятельницы.

– Дитя моё, – сказала аббатиса, – ты должна исповедаться. Пойдём, ты расскажешь мне, за какие прегрешения Господь ввергнул тебя в то бедственное положение, в котором мы тебя нашли.

Они пришли в церковь и сели в маленькой комнатке-исповедальне.

– Итак, дочь моя, расскажи мне всё…

Беатрис смущённо молчала, не зная с чего начать.

– Хорошо, я тебе помогу, – ласково сказала аббатиса, видя её растерянность – скажи, Беатрис, это связано с мужчиной?

Беатрис кивнула, опустив голову.

– Дорогая, ты должна всё рассказать мне, иначе этот грех так и будет отягощать твою душу.

– Я не должна была ехать с Анри на прогулку в лес…– робко начала Беатрис.

– Что же произошло в лесу? - все более заинтересованно подбадривала девушку аббатиса

– Мы привязали лошадей, шли рядом, разговаривали, а потом…– Беатрис замолчала.

– Продолжай, Беатрис, иначе Господь не простит тебя!

– Он поцеловал меня…– выдохнула Беатрис, её щёки ярко заалели.

- А ты?

- Я ответила ему тем же.

– И после этого?

– Он стал целовать моё платье…

– Платье?

– Да, моё платье, то, в котором я была одета.

– И что же потом?! – аббатиса взяла Беатрис за руку, как бы поощряя её рассказывать дальше.

– Потом случилось то, о чём я не раз пожалела, – горестно покачав головой, сказала Беатрис.

- Говори!

– Я поклялась, что стану его женой… – девушка смолкла, сокрушённо опустив голову.

– И это всё? – не скрывая разочарования молвила настоятельница.

– Но ведь после этого и начались все мои несчастья, – отвечала Беатрис, в свою очередь, удивлённая такой мягкой реакцией настоятельницы.

Аббатиса вздохнула.

– Да, клясться это удел язычников, как христианка ты не должна была этого делать, – строго произнесла аббатиса, и тут же снова ласково улыбнулась девушке. – Но большого греха в этом нет. Главное – что ты искренне раскаиваешься.

И аббатиса отпустила Беатрис все вольные и невольные грехи девушки, назначив ей в качестве епитимьи молитву и работу в монастырском огороде.

Беатрис решила подчиниться судьбе и осталась жить в монастыре, надеясь, что, получив письмо настоятельницы, Бертран сразу приедет за ней. За несколько дней, проведённых здесь, она очень подружилась с худенькой Мари – той самой маленькой монахиней. Она действительно оказалась моложе Беатрис – ей едва исполнилось четырнадцать. Это была добрая и приветливая девушка. Казалось, ничто в мире не способно вызвать у неё приступ досады, раздражения или злости. У неё было простоватое, некрасивое лицо, но при этом чудесные огромные глаза цвета небесной лазури – Беатрис никогда не видала таких глаз и не уставала удивляться их красоте, разговаривая с Мари. Эта девушка жила в монастыре уже около года. Родители привезли её сюда из окрестностей Каркассона, где был её родной дом – она была младшей дочерью в большой, но небогатой семье. Мари мало рассказывала о себе, но, по брошенным ею нескольким фразам о её родных и об её жизни в родительском доме Беатрис поняла, что её новая подруга – такая же сирота, как и она сама. При живых родителях, Мари существовала на свете никому не нужной, кроме Господа, одинокой, брошенной девочкой.

Предпочитая больше слушать, чем говорить сама, Мари с любопытством обо всем расспрашивала свою новую подругу: о её женихе, о её жизни в замке, и, особенно, о похищении и о бегстве Беатрис из плена – Мари слушала об этом, раскрыв от удивления рот, прося подругу рассказывать снова и снова, требуя всё новые подробности. Беатрис даже вынуждена была кое-что придумывать и приукрашивать, чтобы развлечь подругу и при этом скрыть некоторые реальные, не столь уж занимательные для молоденькой монахини, с точки зрения Беатрис, подробности этих злоключений.

У девушек оставалось не так уж много времени на общение, но как только это было возможно, они садились и ворковали, словно две голубки. Беатрис терпеливо ждала, когда за ней приедет жених, не догадываясь, что у аббатисы были совсем другие планы на её счёт.

Однажды в послеобеденное время, когда все монахини были заняты работой, настоятельница и её приближённая помощница Бригит осторожно спустились по крутой лестнице, ведущей в подвал и, войдя туда через тяжёлую дверь, пошли по тёмному и холодному коридору. Дорогу им освещал единственный факел в руках Бригит. Настоятельница же держала в своих руках небольшой кувшин.

– И вот, представь себе, Бригит, её украл младший сын графа, невесту собственного брата! Как тебе нравится эта история? – рассказывала настоятельница своей подруге.

– Но это её грех, Эстасья, зачем же разбрасываться обещаниями, которые не собираешься исполнять?

– Но, Бригит, она так невинна! А эти мужчины – злобные, грубые существа, и вечно им на всех не хватает девушек!

– Значит, это её искал граф Бертран со своими людьми?

– Да, – отвечала настоятельница, – я сразу поняла, что это по её душу. Ну, уж что потерял – не вернёшь. Думаю, особо убиваться он не будет и очень скоро найдёт себе другую невесту, уж поверь мне.

– А если граф решит напасть на монастырь?

– Он не посмеет, не будучи уверенным, что его невеста здесь, – усмехнулась аббатиса, – А Беатрис ничего не должна знать. Пусть наша красавица спокойно служит Господу и даже не помышляет выйти отсюда. Ты поняла?

– Конечно, Эстасья! – откликнулась Бригит. – Будем готовить её к подстригу?

– И чем скорее, тем лучше, – сказала аббатиса, остановившись перед маленькой дверью в самом конце коридора.

Согнувшись, чуть ли не вдвое, женщины вошли внутрь. Откуда-то из-под ног шмыгнула крыса. Факел осветил переднюю часть обширного погреба – это был тайный склад, куда вхожа была лишь настоятельница или её ближайшие помощницы.

Женщины прошли вглубь подземелья, к дальней стене, где к одной из балок была привязана девушка в изодранной плетьми монастырской рубахе – сквозь частые прорехи проглядывали кровоподтёки и ссадины, покрывавшие её тело. Эта несчастная, после нескольких дней пыток сыростью и холодом, пронизавших её насквозь, была уже без сознания и не подавала признаков жизни.

Аббатиса приблизилась к ней и с удовлетворением поглядела на посиневшее, обезображенное от холода и мучений лицо монахини.

– Что-то ты сегодня молчалива, – проговорила она с ненавистью, – не дерзишь и не проклинаешь меня? Ещё вчера ты была разговорчивее. – Аббатиса плеснула на лицо девушки немного воды из кувшина. – Гордыня – самый страшный грех, сестра Софи! И карается адскими муками…

– Эстасья, сдается мне, что она мертва… – проговорила Бригит, подойдя ближе.

Приглядевшись к несчастной, настоятельница кивнула.

– Оставь, пусть её сожрут крысы! – проговорила она, и, не оглядываясь, вышла из погреба.

– Но… надо ведь похоронить тело, – нерешительно произнесла Бригит, догоняя её.

– Ну так закопайте её ночью, – нетерпеливо отмахнулась аббатиса.

В это время Беатрис и Мари, устроившись рядом, пропалывали грядки с латуком, шёпотом обсуждая монастырские порядки.

– Что за болтовня? – услышали девушки над собой голос аббатисы.

Обе девушки подняли голову и посмотрели на настоятельницу.

– Ах, это ты, дорогая моя? – воскликнула аббатиса, обращаясь к Беатрис. – Ты здесь? Сестра Бригит, ты слишком строга! – обратилась она к подруге. – Посмотри, какие у неё нежные руки, разве они для грубой работы? Скажи, ты знаешь латынь? - спросила она у Беатрис.

– Да, – отвечала Беатрис.

– Ну вот! А ведь у нас не так много образованных девушек! Пусть она приходит читать мне вечером, – сказала она Бригит и опять повернулась к Беатрис, – иди сюда, милая, – она протянула Беатрис руку и, когда та подошла ближе, нежно обняла девушку, – иди к себе в келью и усердно молись Господу. А после ужина придёшь ко мне.

После ужина, в час, когда монахини предавались молитве, Беатрис послушно пришла к настоятельнице.

– Возьми Евангелие, дочь моя, и сядь сюда, – указала аббатиса на место рядом с собой на широкой лавке, а сама взяла чётки и стала задумчиво перебирать их, слушая текст Священного Писания. Затем она позабыла про чётки, машинально отложив их в сторону, и остановила свой взгляд на чтице, с досадой отметив, что монастырское платье очень не идёт Беатрис. Девушка, почувствовав пристальный взгляд настоятельницы, оборвала чтение и с почтительным ожиданием посмотрела на аббатису.

– Какое у тебя удивительно красивое лицо, – с восхищением проговорила настоятельница.

– Вы слишком добры ко мне, матушка – отвечала Беатрис, скромно опустив глаза.

Аббатиса нежно взяла Беатрис за руку.

– Скажи, дитя моё, кто были твои родители?

Беатрис рассказала всё, что знала о своих покойных родителях, а также о своём детстве.

– Скажи, ты очень скучаешь по своему жениху? - спросила аббатиса.

– Я люблю его, – отвечала Беатрис, робко взглянув на мать Эстасью.

– Эта монашеская ряса совсем тебе не подходит, – произнесла вдруг аббатиса, вскочив с лавки и увлекая за собой девушку, – сними сейчас же эти вороньи перья! – и она с жаром стала стаскивать с Беатрис плащ.

Девушка послушно помогла настоятельнице стащить с себя чёрное покрывало и головной убор, которые мать Эстасья тут же отбросила на лавку.

– Да, так лучше, – произнесла настоятельница, оглядев с головы до ног Беатрис, оставшуюся в длинной полотняной рубахе. Она подошла к девушке почти вплотную:

– Помнишь, ты рассказывала на исповеди про того мужчину, как его, и о вашей с ним прогулке в лесу? – проговорила она.

– Да, конечно, помню, матушка. Но право, лучше бы я об этом забыла. Мне очень стыдно и тяжело всё это вспоминать.

– Конечно, забудешь, ты для того и находишься в обители. Я просто хотела спросить тебя... так, из любопытства… – аббатиса замолчала, улыбнувшись ласково и чуть смущённо. – Ты говоришь, он целовал тебя?

– Да, матушка, – покраснев, отвечала девушка.

– Покажи мне, как он это делал?

– Что вы, матушка? – удивилась Беатрис.

– Не бойся, доверься мне, – ласково проворковала аббатиса, скользнув пальцами по волосам, шее и груди Беатрис.

– Ах, матушка! – с досадой воскликнула Беатрис, отбегая от неё подальше, – я вовсе не хочу этого, мне это неприятно! – и опрометью выбежала из комнаты.

– Вот негодница! – с досадой воскликнула аббатиса, – ей это видите ли неприятно!

Беатрис, прибежав в свою келью, стала в волнении бегать из угла в угол, и решила завтра же сбежать из монастыря, чего бы ей это ни стоило.

Внезапно дверь открылась.

– Возьми свою одежду! – сказала аббатиса и кинула на кровать Беатрис её покрывало. – Завтра ты просидишь весь день здесь, чтобы хорошенько поразмыслить о своём неблагоразумном поведении.

Она вышла, хлопнув тяжелой дверью, и Беатрис услышала скрежет ключа в замке.

– Матушка! Матушка! Откройте, прошу вас! - стала кричать она и стучать в дверь.

В ответ лишь раздались решительно удаляющиеся шаги. Но через несколько мгновений в коридоре опять послышалось какое-то движение – чьи-то лёгкие шаги замерли у двери Беатрис.

– Кто здесь? – спросила Беатрис.

– Это я - Мари! За что тебя заперли?

- Я ослушалась матушку!

– Ослушалась?! Я же предупреждала тебя, она не любит, когда ей кто-то не подчиняется! – проговорила Мари с укором.

– Мари! Я хочу сбежать из монастыря, – горячо проговорила Беатрис.

– Беатрис, милая, мы обязательно что-нибудь придумаем! – заверила Мари свою подругу.

– Сестра Мари!– послышался в коридоре строгий голос аббатисы, – что ты там делаешь?

– Простите, матушка Эстасья! – воскликнула Мари и упорхнула в свою келью.

Всю ночь Беатрис мучили тяжёлые, похожие на страшный бред, сновидения. Когда же она, наконец, полностью забылась, её разбудил страшный шум. Сквозь сон ей показалось, что монастырь рушится – стены и потолок обваливаются и вот-вот придавят её. Она открыла глаза и поняла, что в монастыре действительно творится что-то несусветное – отовсюду раздавался оглушительный грохот, слышались несмолкающие крики о помощи, страшные стоны, от которых по спине у Беатрис пробежал ледяной озноб.

Вдруг запертая настоятельницей дверь в её келью, словно щепка, отскочила в сторону, и перед Беатрис предстал огромный, страшный человек, с таким свирепым лицом, что, увидев его, девушка отчаянно завизжала, не помня себя от ужаса. Вошедший же, не говоря ни слова, стремительно приблизился и, схватив её за волосы, поволок вон из кельи. Он протащил её, громко стонущую от боли и ужаса, по коридору, где, то тут, то там она успела заметить лежащих навзничь окровавленных монахинь, и уже на дворе отпустил её, подтолкнув к стайке испуганных девушек, среди которых Беатрис увидела Мари. Она, как и остальные, была простоволосой (стриженные золотистые волосы едва закрывали плечи), в одной рубахе. Подруги со слезами обнялись.

– Беатрис, милая, что с нами будет?! Эти злые страшилища нас убьют?! – всхлипывая, произнесла Мари.

– Нет, Мари, наверное, не убьют! Иначе они бы это уже сделали…– отвечала Беатрис, стараясь хоть немного успокоить подругу, хотя и её сердце бешено колотилось от дикого страха.

На дворе, как и внутри монастыря, везде лежали трупы зарезанных монахинь и епископской охраны. А оставленные в живых, напавшими на монастырь убийцами, молодые девушки, среди которых оказалась и Беатрис, столпились посреди двора, под надзором охранявшего их разбойника. Нехристи сновали по двору, вынося из помещений монастыря ценности и складывая их в повозки. Это были чужеземцы в необычных длиннополых кафтанах, поверх которых блестела кольчуга, а вокруг пояса, посверкивая драгоценными камнями, бряцало оружие. На голове они носили широкие белые головные уборы, откуда на тёмные, почти чёрные лица ниспадали куски белой ткани, прикрывая от уха до уха густую всклокоченную бороду. Беатрис поняла, что это сарацины, о которых она много слышала в детстве, в своём родном доме, и позже, в Фуа.

Неожиданно двое из сарацин, чья одежда была красивей и богаче, чем у остальных, остановились около монахинь и стали переговариваться на непонятном для девушек языке.

«Хороший товар» – сказал один – «пусть идут в телегу, осмотрим потом, на месте»

«Подари мне вот эту» – сказал другой, указав на Беатрис – «она мне нравится»

«Аллах лишил тебя разума?!» – воскликнул первый, – «ты только представь, сколько нам золота отсыпят в Беджайе за эту красивую христианскую девственницу?! Бери её сестру!»

Беатрис со страхом прислушивалась к непонятной речи сарацин, увидев, что они показывают на неё. Внезапно один из них схватил Мари и потащил в сторону, а остальным девушкам разбойники жестами приказали залазить в пустую телегу, стоявшую неподалёку. Подойдя к телеге, Беатрис услышала пронзительный и протяжный, полный невыносимой боли, крик своей маленькой подруги.

– Мари! – закричала, похолодев от ужаса, Беатрис, и повернулась, пытаясь увидеть её.

– Иди, девушка! – крикнул ей один из сарацин, грубо подтолкнув к повозке.

Из окон монастыря повалил дым и пламя. Девушки закричали, кто-то стал отчаянно молиться, кто-то громко заголосил. Телега, тем временем, покачиваясь и подпрыгивая, повезла монашек из полуразрушенных монастырских ворот. Бросив последний взгляд на двор объятого пламенем монастыря, Беатрис увидела Мари, которая лежала среди других убитых монахинь, так же неподвижно, как они, а её рубаха была разорвана и окровавлена. В следующее мгновение Беатрис уже потеряла её из виду. Поддавшись общей панике и не в силах больше переносить происходящий кошмар, она истошно завыла, закрыв лицо руками.