Новое утро пришло в Александрию, разогнав ночной мрак. Только что солнечный диск в алых красках зари показался над краем моря, и вот уже светило заблистало ослепительными лучами выше маяка, пробуждая благословенный город. «Так же как солнечный свет неотделим от солнца и естественно в нем пребывает, так и Божественная сущность Слова соединена по естеству с Отцом Своим».

Афанасий любил приходить сюда на заре, чтобы встретить первые солнечные лучи. Картина просыпающегося от сумрака ночи мироздания наполняла его душу покоем и счастьем.

Так же отрадно ему было видеть счастливые лица молодых, которых он вчера повенчал. Валерий и Лидия (теперь они взяли другие имена), да благословит Господь ваш союз! Веселее и радостнее вашей свадьбы не было ещё в Александрии.

Жизнь пройдет чередой радостей и невзгод, и народятся новые люди, чтобы, пройдя свой земной путь, вознестись с Господом в небесную горницу, вкусить с Ним от вечери и сделаться причастником небесного блаженства. Прейдут времена и народы, но да не прейдет во веки веков свет христовой веры, а всегда пребудет в людях, как начаток и залог Божества, даруя человечеству любовь, радость и мир.

Слава Богу за всё!

Арестованный за убийство, командир вигилов ожидал суда в узилище дознания. Он был готов к допросу у Аттала, но тот не счел нужным участвовать в дознании и не отдавал приказа привести преступника во дворец. Он был готов и к пыткам, но и истязаний за время следствия к нему тоже не применяли. Вместо этого у него побывал адвокат, при том, что Валерий даже не думал озаботиться защитой, полагая, что это бесполезно, ведь его вина была очевидной для всех, даже для него самого. Он заранее был согласен с любым приговором. Вот почему явление в его каморки адвоката, да не абы какого, а самого известного, успешного и богатого в городе, показалось Галлу не то чудом, не то недоразумением.

Далее...

Предстоятелей Христианской Церкви решено было собрать в Никее - из всех предполагаемых городов-претендентов именно ей в итоге было отдано предпочтение.

Далее...

Во дворце Адриана только и было разговоров, что про внезапную болезнь супруги наместника. Во время обеда, на глазах многих званых она внезапно заметно побледнела и, скрючившись на своем ложе, разразилась отчаянными воплями. Перепуганные гости, а также все излишне любопытствующие были тотчас удалены из таблиния, а к корчившейся в муках Сабине спешно призвали дворцового лекаря. Кто-то заговорил об отравлении, но в большинстве своем, памятуя о судьбе первой жены префекта, люди сошлись на выкидыше.

Далее...

Восстановив внешнее единство Римской империи, Константин намеревался приступить к её внутренним преобразованиям, предполагая все государство перестроить заново, на лучших и более твердых основаниях. Важнейшим же из оснований император видел христианскую Церковь - он был убежден, что политическое единство неотделимо от единства религиозного, и достижение такого единства поставил для себя жизненной задачей.

Далее...

Беседа затянулась за полночь. Пир, посвященный памяти убитого полгода назад сына, настроил Аттала на философский лад, и вот теперь, по окончании вечера, когда все приглашенные покинули дворец, ему захотелось много и с удовольствием говорить - не вести речи в дань официозу, не отдавать распоряжения слугам и чиновникам, не казнить или миловать, верша судьбы города, а запросто, негромко обсудить последние события, высказать личное, наболевшее в душе и созревшее в мыслях, в беседе с доверенным и преданным человеком. Он ценил эти редкие часы за чашей вина сам-друг и порой не отказывал себе в этом удовольствии. И разговор с Домицием был ему необходим сейчас как лекарство от хандры и сомнений. Оптимус с годами оставался все так же неприступен как для угрызений совести, так и для разрушающих душу страстей, ставшими в последние годы не редкими гостями для Аттала и, что гораздо хуже, руководителями его поступков. Он с горечью видел это предвестием грядущей и неизбежной старости. Что может быть ужаснее, чем угасающий разум в дряхлеющем теле? Только когда ты сам наблюдаешь это в самом себе. Может быть, пример стоиков, предпочитавших уходить из жизни с первыми признаками притупления ума – наилучший для подражания. Он мечтал остаться в памяти потомков могущественным правителем, отцом города, о чем гласили бы простые и величественные слова благодарности, высеченные на его мраморном надгробном постаменте, а вовсе не взбалмошным старым, всем надоевшим, смешным чудаком.

Далее...

Изгнанный из Александрии ересиарх и не думал смиряться с приговором собора. Прежде всего, в поисках убежища и поддержки, он направил стопы на родину своей учености, в Антиохийские пределы – именно там пребывало наибольшее число его сторонников.

Далее...