Король, известный в истории как благочестивейший из монархов, родился в Аквитании, в поместье Шассиньоль - оставив здесь беременную жену, Карл Великий отправился в тот самый злосчастный поход на Сарагосу, в котором во время отступления, попав в коварную ловушку басков в Ронсевальском ущелье в Пиренеях, сложили головы многие воины и в их числе побратим и ближайший соратник Карла маркграф Роланд Бретанский.

Вернувшись из Испании, Карл узнал о рождении сына. Судьба словно спешила утешить его, смягчив боль поражения и утраты радостной вестью о наследнике.

Новорожденного мальчика назвали в честь основателя франкского королевства — Хлодвига, как дань преемственности традиций двух франкских династий.

В три года Людовик получил корону Аквитании. Мальчика посадили на коня и провезли по всему королевству, после чего отец оставил его править здесь под руководством и защитой надежных представителей знати. В тринадцать лет, достигнув совершеннолетия, Людовик получил меч и впервые сопровождал отца в военный поход, а с четырнадцати лет он уже сам возглавлял войско. В то время, когда его старший брат Пипин восстал против отца, Людовик воевал в Беневенте, где добыл победу и покорил этот богатый край. В то время, когда Карл Великий венчался в Риме императорской короной, его младший сын захватил Барселону, а позже Лериду, Тортосу и Дакс, освободив их от мавров. Он завоевывал города, усмирял мятежных гасконцев, побеждал сарацин, норманнов и саксов. Отец гордился им и не раз говаривал вслух при всех, что несказанно рад такому сыну.

Однако блестящие воинские подвиги юного Людовика были для него самого лишь внешней, рутинной стороной жизни, не задевавшей его душу, устремленную совершать подвиги на ниве совсем иного поприща. С самого раннего детства он мечтал о духовной стезе, всюду и всегда открыто и горячо проявляя благочестивое рвение в служении Богу и церкви. Тот, кто водил в бой воинов, убивал врагов, опустошал земли, разорял и сжигал селения и крепости, по возвращении домой щедро раздавал милостыни и строил монастыри. Надо ли говорить, что отец был категорически против таких настроений любимого сына. Тогда, не получив разрешения удалиться в монастырь, Людовик окружил себя учителями и старательно постигал ученые премудрости, отдавая наукам все свободное время. Эти занятия отец только приветствовал.

Само собой, что Людовик боготворил и почитал своего родителя и, к счастью, они часто виделись и ежегодно проводили вместе зимнее межсезонье. Однако взрослеющего сына все больше огорчало пристрастие его отца к любовным утехам, которое юноша считал неприемлемым для любого христианина, а тем более для христианского монарха. Мать Людовика, добродетельная королева Хильдегарда, которую Карл обожал и к которой был очень привязан, умерла, когда Людовику исполнилось пять лет. С тех пор король беспрестанно менял жен и наложниц. Сестры Людовика, постоянно жившие при королевском дворе, также напропалую наслаждались плотскими радостями, да и придворные, подражая государю, вели довольно распущенный образ жизни, открыто заводя для развлечений наложниц, а то и мальчиков. Трудно было не заразиться недугом похоти во дворце где повсеместно, куда бы не шел, всюду встречаешь самые откровенные блудные сцены. Чувствуя, что и его телом овладевает природный пыл, чтобы не впасть в богомерзкий блуд, Людовик поспешил жениться. Его выбор пал на красивую девушку знатного рода по имени Ирмингарда. Она стала его женой и в положенный срок родила сына.

Так уж распорядилась судьба, что к концу правления Карла Великого Людовик остался единственным его наследником. Осенью 813 года, чувствуя приближающуюся смерть, император вызвал сына в Ахен, где Людовик торжественно сочетался с властью. В капелле перед ярко освещенным алтарем, в присутствии множества епископов и знати, Карл вопрошал его: согласен ли его сын следовать Божьим заповедям? Согласен ли он управлять церквами Божьими и защищать их от дурных людей? Почитать священников как отцов и любить народ как сыновей? Быть сострадательным к родичам? Назначать верных слуг, которым были бы ненавистны незаконные дары? Не лишать никого жизни и чести без предварительного разбирательства? Быть защитником сирот и вдов? Оставаться безупречным пред Господом и своим народом? Не предавать интересы государства? - Согласен... согласен... согласен... - без колебаний отвечал наследник императора. Лишь после того, как при многочисленных свидетелях Людовик выразил согласие и готовность исполнять все эти предписания, он надел на голову золотую корону и принял императорский титул.

Через полгода император почил с миром. Людовик оставил Аквитанию и прибыл в Ахен, чтобы при полной лояльности франкской аристократии и ближайших сподвижников отца, принять во владение все франкские королевства.

Годы быстро летели, империя процветала, дети взрослели. Когда старшему сыну исполнилось двадцать три, умерла Ирмингарда. Похоронив жену, Людовик решил, что пришло время передать управление государством Лотарю и обрести наконец-то свое истинное предназначение, но этим планам не суждено было осуществиться, ибо в этот момент в его жизни появилась блистательная красавица-баварка с библейским именем Юдифь.

В чем была тайна её очарования? Красота, утонченность и грация? Её ум и блестящее образование? Благородство, скромность и добродетельность? Эта девушка, без сомнений, была самым совершенным созданием Творца, она была воплощением одухотворенности и совершенства Божьего мира, и Людовик, не задумываясь, бросил к её ногам всю империю, ибо свято уверовал, что именно Она - тот смысл и предел, к которому его всю жизнь вел Господь и ради чего он жил, что она и есть то самое предназначение на его земном пути, та самая высшая цель, к которой он так стремился с юности.

Сына, которого подарила ему Юдифь, он с гордостью нарек в честь своего отца, и отныне именно на Карла и на его великое будущее возлагал свои самые заветные надежды.

***

Серебро зеркала любовалось прекрасным и гордым ликом королевы, чью блистательную красоту оно удостоилось чести отображать.

Сегодня государыня отослала прочь всех камеристок — ей нужен был покой, хотелось провести вечер без глупой никчемной трескотни придворных дам. Сейчас, когда ей необходимо было обдумать сложившуюся ситуацию и принять правильное решение, эти пустопорожние сплетницы только раздражали бы её. Сидя в одиночестве в королевской опочивальне, Юдифь не спеша снимала с себя украшения — витые браслеты, ожерелье, диадему, шпильки, сверкавшие в полумраке диамантами, и раскладывала их по ларцам, которыми был заставлен мраморный столик под зеркалом. Однако все это она делала неосознанно, пребывая в глубокой задумчивости и даже не глядя на драгоценности, которые всегда так любила, а очень скоро и вовсе оставила их, всецело поглощенная гнетущими тревожными мыслями.

Комната была погружена во мрак, лишь на столике, за которым сидела королева, горело несколько светильников. Сквозь зыбкое, неясное преломление металла королева всматривалась в кромешную тьму, черневшую за спиной у её зеркального двойника, размышляя об известиях, которыми поразила её прибывшая сегодня в Ахен Альберга.

В отличие от Людовика, слишком уж доброго и снисходительного к своим детям, Юдифь знала, что старший сын императора злой, грубый и жестокосердный человек, и что, став императрицей, она обрела непримиримого врага, желавшего во что бы то ни стало лишить новоявленную королеву расположения августейшего супруга и выставить её вон из дворца. Сколько грязной брани и угроз она вытерпела, скольких подлых ловушек избежала! На счастье королевы, при всей своей злобности Лотарь был достаточно простодушен и предсказуем, и в дворцовых интригах Юдифь побеждала его без особых усилий, но, тем не менее, ей было очень жаль, что первые годы её супружества были омрачены этими дрязгами.

Она вовсе не удивилась, узнав о том, что он выступил на собрании против нового закона о переделе империи. Этого следовало ожидать. Более того, Юдифь предполагала и дальнейшее развитие противостояния, вплоть до открытого столкновения. Но, как видно, нынче Лотарь сильно поднаторел в коварстве, ибо вместо того, чтобы открыто восставать против отца, негодяй решил убить младшего брата. Трудно поверить, что это злодейство мог замыслить сын Людовика, добрейшего и достойнейшего из людей!

Видит Бог, она долго старалась быть приветливой и благожелательной родственницей, но если ты посмел посягнуть на жизнь моего сына — горячо любимого и дражайшего, который один и есть смысл моего существования в мире, то готовься к расплате, мерзавец из мерзавцев, ибо клянусь - наступит день, когда ты очень пожалеешь о своих злобных замыслах!

Юдифь снова, в который раз за сегодняшний день, почувствовала, как тяжелые тиски ненависти сдавили ей голову, а страх вцепился в горло и проник в душу, распространяя в ней удушливый, терпкий яд отчаяния.

Ах нет, прочь страх, прочь отчаяние! Благодаря преданной подруге, Юдифь предупреждена, а значит, будет теперь во всеоружии, и если вдруг с Лотарем случится внезапный припадок братской любви и последует приглашение для Карла погостить или вместе отправиться на охоту, она знает, как поступить.

Однако, нельзя было не учитывать в этом деле мнение Бернарда - а по его мнению, Альберга лгала. Юдифь не верила этому и не хотела верить, но сомнение было посеяно и мучило её, а ей так не хотелось быть несправедливой и подозрительной к самым близким друзьям.

Юдифь ещё раз, во всех подробностях, вспоминала разговор, а точнее допрос, который учинил граф Барселонский её подруге.

- Откуда эти сведения? - обратился Бернард к графине, услышав о заговоре против принца.

- Я только что все рассказала государыне, - заметила Альберга, удивляясь его холодному, как будто даже враждебному тону, - то, что я сама слышала разговор короля с другими сеньорами, они сказали, что Шарло должен умереть.

При этих словах Юдифь сжала руками голову, почувствовав резкую боль в висках.

- Разговор с кем? Кто были эти сеньоры? - продолжал тем же ледяным тоном Бернард, пристально глядя на графиню.

- Я их не знаю, - растерянно проговорила Альберга, - к тому же они сидели ко мне спиной.

- Неужели, Альберга? Вы разве не узнали среди них своего мужа? - мрачно поинтересовался Бернард (то, что её муж, ближайший друг Лотаря, в силу своих должностных обязанностей присутствовал бы на таком важном совещании - ни у королевы, ни у казначея не вызывало сомнений, вероятнее всего, что никаких других сеньоров вообще не было, разговаривали Лотарь и его советник. Вопрос был в том насколько откровенна сейчас Альберга).

- Но при чем тут мой муж? - удивилась в ответ графиня. - Он в это время спал.

- А что же вам-то не спалось? - довольно бесцеремонно и грубо спросил Бернард, которого неприятно поразила её двуличность.

Что касается королевы, то она не была склонна осуждать молодую женщину, только что вышедшую замуж, за то, что она выгораживает своего мужа, это было вполне естественно и вовсе не означало, что Альберга переметнулась в лагерь их врагов. Её поведение, её послушный приезд в Ахен и разоблачение планов Лотаря как раз говорило об обратном.

- Я вышла в коридор испить воды, - не моргнув глазом, отвечала Альберга.

- О чем ещё шла речь, помимо принца Карла?

- Я не знаю, - жалобно произнесла Альберга (Юдифи показалось, что бедная девочка сейчас расплачется).

- Графиня, вы обязаны рассказать нам всю правду, - становясь все мрачнее, говорил граф, продолжая неприятный для всех троих допрос, - что ещё они говорили? Перескажите весь разговор, не упуская ни одной детали.

- Поймите, сеньор Бернард, как только я услышала их слова про Шарло, я испугалась и предпочла убежать, пока меня не обнаружили! - упрямо скрытничала Альберга, к сильнейшей досаде графа. - Поэтому я просто не могла услышать ещё что-то, кроме того, что я рассказала. Неужто вы меня подозреваете во лжи?

Бернард не ответил ей, а обратился к Юдифь.

- Государыня, могу я поговорить с вами?

Альберга послушно поднялась с места, скромно опустив глаза.

- Ах нет, останься, дорогая, - сказала ей Юдифь. - Вы оба мои самые преданные друзья, у нас троих не может быть никаких секретов друг от друга, не правда ли? - королева с укоризной посмотрела на Бернарда.

- Государыня, вы совершенно правы, истинные друзья должны быть всецело честными друг с другом, половина правды часто оборачивается ещё большим злом, чем откровенная ложь, - сказал Бернард, бросив сердитый взгляд на графиню.

Бернард прав, как и всегда! Если допустить, что Альберга действительно не договаривает всей правды о намерениях Лотаря, то это может дорого стоить всем нам. Если только выяснится, что девчонка солгала, не будет такому предательству прощения! - Юдифь посмотрела на свое разгневанное отражение — нет, так не годится. Конечно, Альберга не лжет, она так преданна, такая честная и открытая девочка. Трудно будет найти другое такое же искреннее и чистое создание.

Чуть позже после неприятного допроса в одной из открытых галерей дворца состоялся другой разговор, на этот раз королева и казначей говорили тет-а-тет.

- Государыня, вполне вероятно, что она действует по наущению мужа или по приказу самого Лотаря, ведь теперь она из их лагеря, - говорил Бернард, - Быть может, на самом деле, она желает не спасения Карла, а напротив, пытается заманить его и нас в ловушку.

- Перестаньте, Бернард, что за ужасные вещи вы говорите! Уверяю вас, Альберга не способна на такое предательство, она столько лет находится при мне, я прекрасно знаю все свойства её характера. Она немного своенравна, но очень честна и открыта. Даже то, как она пытается скрыть участие мужа в заговоре только и говорит, что о её наивности, но ведь этим она нам и дорога.

- Государыня, теперь все изменилось, ваша подруга стала женой вашего врага, ей нельзя больше доверять. Теперь она действует с ним и с его королем заодно!

- Бернард, подозрения ваши неуместны, мы оба знаем, в кого влюблена Альберга, и вы не могли не заметить, что её привязанность к вам вовсе не стала меньше, несмотря на замужество. Нет, она, как и прежде, наша! - уверено произнесла Юдифь и добавила вполголоса, неопределенно и как бы вскользь, - но теперь, пожалуй, одних взглядов и мечтаний ей будет недостаточно... - и тут же заговорила о другом, - И ещё важный вопрос, который я хотела бы с вами обсудить, надо ли говорить обо всем Людовику?

- Я бы не советовал вам этого делать, государыня, во всяком случае, сейчас, - отвечал казначей, - Скорее всего, что он вам не поверит, ну а если поверит, то первым делом отправит графиню на дыбу.

- Бернард, как вы могли подумать, что я выдам Альбергу? Но вы правы, Людовик действительно не поверит, что его сын так низко пал. Без убедительных доказательств и свидетелей он лишь разозлится на меня. Не будем пока его беспокоить.

Юдифь отвернулась от своего отражения и потерла вновь разболевшиеся виски.

Вот чего совсем не нужно делать, так это паниковать - не натворить бы ошибок. Нельзя совсем уж скидывать со счетов опасения Бернарда насчет Альберги, раньше граф никогда не ошибался в своих выводах, а вдруг это действительно ловушка? Надо выжидать и наблюдать, это будет сейчас самое правильное, что можно сделать.

В то время, когда императрица придавалась тревожным размышлениям, Людовик принимал эмиссаров из Септимании. Они много говорили о повсеместных присвоениях крестьянских земель баронами и о других беззакониях и жестокостях, творимых знатью на юге страны. После собрания, когда канцлер и эмиссары удалились, граф Барселонский задержался в приемной императора.

- Государь, в довершение всего вышеизложенного нельзя не упомянуть злодейское беззаконие, совершенное недавно в Бургундии.

- Говорите, Бернард, что там ещё.

- Речь идет о вашем преданнейшем бароне Приске, которому вы за его верную доблестную службу даровали город Дижон. В начале священного месяца барон Приск был предательски убит, также как все его люди, а его невеста подверглась жесточайшим истязаниям.

«Да будет ли предел человеческой мерзости? Господи, пошли мне мудрости и сил противостоять нечистому» - подумал император, уже порядком уставший сегодня от несчетных грязных историй про его бесчинствующих без предела и совести подданных.

- Кто это сделал?

- Ни кто иной, как сын Эриха Дижонского.

- Но ведь, как я слышал, граф Эрих определил своего сына в монастырь много лет назад.

- Да, совершенно верно, государь. Однако этот человек оказался столь порочен, что не смог выдержать благочестивой жизни в святой обители, ему удалось сбежать — не иначе как сам дьявол ему в этом помог. Опасаясь справедливого гнева своего отца, дерзкий юноша не посмел вернуться домой, а вместо этого подвизался на службу к вашему старшему сыну и ныне является одним из ближайших его друзей и советников. Теперь же, узнав, что его достойный отец почил, этот негодяй, по имени Лантберт, вместо того, чтобы как должно честному барону, явиться к вам и предъявить права на город, отправился с дружиной рыцарей в Дижон, где самолично свершил свой неправый суд и все те преступления, о которых я вам поведал.

- Если мой сын держит в советниках подобных людей, то стоит ли удивляться его неблагоразумному и дерзкому поведению. Этот мерзавец Лантберт должен быть арестован и представлен перед судом, чтобы сполна расплатиться за свои преступления, - вынес вердикт император.

- Будет исполнено, государь, - почтительно поклонился Бернард.

Дни проходили за днями. Придворная жизнь шла своим чередом. Юдифь как будто забыла о грозной опасности, нависшей над её сыном, она больше ни разу не заговаривала об этом с графиней Дижонской и ни чем не выдавала своей тревоги.

Между тем, Альберга скучала по своему мужу. Однажды по утру грустные мысли совсем одолели молодую женщину. «Вот почему от него нет вестей?» - с досадой думала она. - Как видно, мой милый муж обо мне позабыл. – Она с грустью посмотрела в окно, где виднелось высокое бледно-лазоревое, уже расцвеченное зарею, небо. - «Только было поверила, что нужна кому-то в этом мире, что меня любят, и вот уже я снова сама по себе, вольная птица.»

Надо было собираться ко двору и постепенно мысли о повседневных заботах и делах придворной дамы вытеснили грусть из её души. Вскоре Альберга, нарядно одетая, красиво причесанная, сверкающая драгоценностями, собралась покинуть свои покои, чтобы направиться к королеве, но молодую женщину задержали на пороге рыцари, охранявшие её двери. Придворные дамы не должны сегодня покидать комнаты - так они объяснили свои действия. К радости графини, в коридоре показалась её подруга Ингитруда.

- Доброго утра, дорогая, - взволнованно проговорила девушка, приблизившись, - принимай гостей, королева приказала мне провести этот день у тебя.

- Ах, как я рада тебя видеть, милая Ингитруда, - с улыбкой отвечала Альберга, приглашая подругу в свои покои, - Ты знаешь, что происходит? Я ничего не понимаю.

- Ты даже не представляешь! Вокруг стен дворца стоят отряды вооруженных воинов. Весь дворец в волнении, а нам приказано не высовывать носа из комнат.

«Неужто это люди Лотаря окружили дворец? Значит мой Лантберт тоже здесь?!» - в замешательстве подумала Альберга, почувствовав учащенное сердцебиение.

На самом деле никто не собирался ни окружать, ни атаковать дворец, и все волнения придворных были напрасными. Рыцари, выстроившие отряды под стенами дворца, оказались баварцами, сопровождавшими своего короля. Вместе с Людовиком-младшим в Ахен прибыли также архикапеллан Хильдвин, аббат Вала, сеньоры Матфрид Орлеанский, Викфред Буржский и граф Лантберт. Все они, кроме Лантберта, находились сегодня здесь ради встречи с императором в качестве официальных делегатов. А что до графа Дижонского - его привели в Ахен дела личного характера, он мечтал увидеться с женой. Он не имел права пока что увозить её из дворца, так как Лотарь приказывал, чтобы она до поры находилась при королеве, но во всё время вынужденной разлуки Лантберт только и жил надеждою увидеться со своей возлюбленной супругой. Ещё несколько дней назад он пытался передать с гонцом письмо для жены, но его посланника даже не впустили за ворота, а поскольку передать записку гонец должен был в собственные руки графине, то письмо вернулось к Лантберту. Теперь граф сам явился во дворец вместе с королем Баварским и остальными. Всех своих людей делегатам пришлось оставить за пределами стен, беспрепятственно зайти во дворец было позволено лишь приближенным баронам Людовика Баварского.

Император Людовик был весьма недоволен неожиданным появлением во дворце незваных гостей. Он не счел нужным отменить службу в капелле ради вновь прибывших и поэтому гостям пришлось прождать его в приемной около часа. Наконец Людовик появился в сопровождении рыцарей и вельмож. Делегаты учтиво приветствовали его.

- Добро пожаловать в Ахен, святые отцы и знатнейшие сеньоры, - сказал Людовик, усаживаясь на трон. - Итак, что за дело привело вас сюда? Прежде всего, жду от тебя, сын мой, объяснений по поводу всего этого возмутительного бряцанья мечей под стенами дворца, - обратился император к королю Баварскому.

- Государь и отец мой, - Людовик почтительно поклонился. - Да не обеспокоят твоих домочадцев упомянутые тобой рыцари, ибо это мои верные баварцы и они здесь лишь для того, чтобы обеспечить нашу безопасность, поскольку, делегаты не должны пострадать за то, что прибыли сюда сегодня представлять перед императором интересы всего франкского народа.

Людовик с некоторым недоумением выслушал сына.

- Говори, говори, сын мой, обещаю со своей стороны сделать всё, чтобы уладить все возникшие неурядицы и недоразумения, о которых пойдет речь, - сказал, чтобы приободрить юношу, император, видя, что тот смущенно замолчал, а остальные делегаты, особенно граф Матфрид, весьма неодобрительно взирают на его замешательство.

Людовик Баварский тяжело вздохнул, он любил отца и ему было больно выступать против него, однако защита собственных личных интересов и обида на несправедливость по отношению к нему родителя не оставляли принцу выбора, заставив его присоединиться к оппозиции.

- Государь, речь идет о твоих взаимоотношениях с Лотарем, и речь сейчас не об отце и сыне, а о двух императорах, волею Божьей поставленных управлять нашим великим государством. Имеет ли право кто-то из вас двоих самолично устранять другого от управления страной? Ты сам знаешь, что это не так! Франкский народ не приемлет такого беззакония! Ты лишил моего брата императорских полномочий и отправил в Италию, фактически, в изгнание, запретив появляться во Франкии. При этом, ты изгнал Лотаря без согласия епископов и знатнейших франков, и кто как не ты знаешь, что это противоречит традициям нашего государства. По мнению франков, ты должен возвратить Лотарю все титулы и полномочия, призвать его из Италии и принародно помириться с ним. Иначе поднимется буря гнева, ибо уже во многих местах Бургундии и Аквитании вспыхивают восстания. Люди хотят возвращения своего законного короля! Прошу тебя, отец, проявить в этом деле присущую тебе мудрость и примириться с Лотарем. - Людовик Баварский чуть ли не с мольбою посмотрел на отца, искренне желая, чтобы все уладилось полюбовно.

- Сын мой, приехав сюда сегодня, ты лишь напрасно потратил время и почем зря оторвал своих людей от насущных дел, - отвечал император после небольшой паузы. - Своими безрассудными поступками твой брат доказал, что недостоин управлять империей. Нести бремя власти не каждому по плечу, твой брат не справился с этой ношей. Впрочем, ты имеешь право поднять этот вопрос на следующем собрании, и пусть тогда франки решают, нужен ли им такой император как Лотарь. Но до собрания я не желаю ничего слышать о нём. И не стоит ни к месту кидаться таким опасным словом как беззаконие.

Император обратился к прелатам.

- А вы что намерены требовать, святые отцы?

Архикапеллан вышел вперед и, благочинно поклонившись императору, повел свою речь.

- Благороднейший император, да будет тебе известно, что прошедший Божьей милостью церковный собор в Лиможе провозгласил неприкосновенность, незыблемость и святость франкской империи, ибо она есть оплот всего христианства, свет истины и надежда на спасение прозябающих во тьме своего невежества язычников. Богу угодно видеть её единой и процветающей. Поэтому, именем Господа нашего Иисуса Христа, и от лица всего клира я требую от тебя, император, отмены нового закона о престолонаследии и возвращения старого Порядка обустройства империи в том виде, в каком оный был принят на достопамятном съезде в Ахене больше десятка лет тому назад.

Император был неприятно удивлен и не собирался скрывать своего негодования по поводу такого предательства.

- Однако, кто как ни вы, святой отец, два месяца назад, здесь, в Ахене, выступили в поддержку нового закона?! - возмущенно заметил он, устремив на архикапеллана гневный взгляд.

- Да, это так, государь, но дело не только во мне, - не дрогнув, отвечал Хильдвин. - Все представители духовенства на церковном соборе выступили за единство империи, и мне остается лишь подчиниться воле справедливого большинства.

Людовик задумался, мрачно уставившись на священников, и от этого его взгляда святым отцам стало несколько не по себе.

- А вы что скажете, достопочтенный аббат, - обратился император ко второму из прелатов.

- Благодарю за внимание, государь, - мягко откашлявшись, заговорил отец Вала. - Мне есть что добавить к словам отца Хильдвина. Речь пойдет о непосильных поборах для монастырей. Государь, если так будет продолжаться и дальше, монастыри будут вынуждены закрываться один за другим, а монахи должны будут бродить по дорогам и попрошайничать у встречных куска хлеба.

- Что именно вас не устраивает?- нахмурился Людовик. - Каковы ваши требования?

Аббат развернул длинный список и принялся зачитывать его.

- Мы требуем снизить денежные поборы в казну до пятисот денариев в год, а также снизить поборы с поголовья домашних птиц, а также лошадей, уменьшить количество отправляемого ко двору муки, вина, сыра...

Обойдя все крыло дворца, занятое комнатами придворных, Лантберт не встретил не только Альбергу, но и вообще ни одной придворной дамы. Кругом были лишь дворцовые стражники, хмуро посматривавшие на одинокого чужака, и редкие придворные, торопившиеся по своим делам. Свернув в другое крыло, в одном из пустынных коридоров Лантберт столкнулся с Бернардом, который поспешно следовал в приемную императора. Обменявшись многозначительными взглядами людей, которые до смерти друг друга ненавидят, но до поры до времени предпочитают подождать с выяснением кому из них оставаться на свете, а кому отправиться к праотцам, они направились дальше, каждый в свою сторону. При этом Бернард довольно усмехнулся тому, что его враг так быстро и легко оказался в его руках, а Лантберт мысленно пожелал казначею провалиться в преисподнюю.

В это время Альберга сидела в комнате, смеясь и болтая с подругой, но мысли о возможном присутствии сейчас мужа во дворце не покидали её. Неизвестность и вынужденное бездействие с каждой минутой все больше угнетали и раздражали. И вот, не в силах больше все это терпеть, посреди веселой болтовни, она вдруг вскочила и подбежала к двери, намереваясь во что бы то ни стало покинуть комнату — но дверь была заперта снаружи. Альберга постучала, никто не отозвался. Тогда она со всех сил принялась колотить в дверь, словно надеясь выломать её, отчаянно крича при этом: «Эй, кто там! Откройте немедленно!» - но, сколько она ни стучала и ни кричала, ответа так и не получила. Удостоверившись в совершенной бесполезности своих действий, она повернулась и увидела полные ужаса глаза Ингитруды — та никогда не видела подругу такой: благоразумная и сдержанная Альберга внезапно превратилась в бешеную фурию.

Графиня поторопилась принять прежний благожелательный и милый вид.

- Умираю от любопытства, что там происходит, - улыбнувшись, объяснила она.

- Дорогая, немного терпения, мы скоро все узнаем, - удивленно произнесла Ингитруда.

В приемной, тем временем, делегаты продолжали выставлять императору требования франков.

- Государь, есть ещё и другие требования, которыми уполномочили нас франки! - заявил граф Матфрид, слишком долго ожидавший своего слова.

- Говори, Матфрид, - кивнул император. Он знал графа как человека чести, безоглядно преданного государству и императору.

- Мы требуем смещения с должности вашего казначея. Франки обвиняют его в казнокрадстве и требуют суда над ним.

Император был потрясен такой наглостью.

- Ты что, Матфрид? В своем ли ты уме?! - заорал на него Людовик. - Ты смеешь обвинять графа Бернарда без всяких на то оснований? Человека, который уже много лет честно исполняет свои обязанности и никогда не был замечен в обмане?

- Да, государь, все франки, и я в то числе, желают суда и справедливого возмездия для этого человека, - невозмутимо отвечал Матфрид, уверенный в своей правоте.

- Но и это ещё не все наши требования, государь! - заявил граф Буржский, выступив вперед. - Франки обвиняют графа Бернарда в прелюбодейной связи с королевой и требуют изгнания императрицы Юдифи. - Викфред с достоинством поклонился, закончив свою короткую, но эффектную речь и мысленно благословил бравых баварцев, что незримо охраняли сейчас его жизнь и свободу.

Бернард, находившийся в приемной, мрачно выслушал все эти, уже брошенные ему однажды, обвинения. Он точно знал, откуда дует ветер, и теперь все планы Лотаря были для него как на ладони: низложить императора, заняв его место, с позором изгнать королеву и убить Карла. Единственное, что его озадачило — зачем ближайший пес Лотаря раньше времени сунулся во дворец. Но слегка поразмыслив, он все понял - что ж, да здравствует любовь, если она превращает хитрых врагов в слепых безумцев. По расчетам Бернарда, сейчас Лантберт должен был уже быть арестован направленными к нему графом Барселонским стражниками и ожидать своей незавидной участи в дворцовой тюрьме.

- Франки откажутся признавать твою власть, если ты не выполнишь их требования, - заявил Людовик Баварский, поставив точку в выступлении делегатов.

- Все ваши требования незаконны! – заговорил с негодованием Бернард, но государь поднял руку, не разрешив ему высказаться.

Император был в ярости.

- Прежде всего, вы двое, предавшие вассальную клятву! - обратился он к своим графам, которые знали на что шли и были готовы и к его гневу, и к опале. - Викфред, ты сам понимаешь, цена твоим подлым словам — твоя жизнь. С этой минуты в моем государстве ты вне закона. Как видно, пришла пора напомнить аквитанцам, что их королевство - часть империи франков, а сами они — подданные императора. Аквитания никогда не будет отделена от Франкии, как мечтаешь ты и тебе подобные преступники, даже если мне придется всю выжечь её от Буржа до Тулузы. Теперь, что касается города Орлеан, он переходит в руки графа Бернарда — такова будет компенсация за вознесенную на него клевету. Даю тебе неделю, Матфрид, чтобы ты и твои родственники оставили этот край. – Затем он обратился к сыну: - А ты можешь передать своему брату, коли уж он твердо решил воевать со мной, то я его вызов принимаю! - император поднялся, чтобы покинуть приемную, заметив делегатам напоследок: - Если кто из вас задержится ещё долее во дворце, будет немедля предан смерти.

Император ушёл, так и не сказав больше ни слова прелатам, словно забыв про них. За Людовиком последовал Бернард, а за ним удалились и остальные придворные, весьма оживленно обсуждавшие меж собой немыслимые по своей дерзости требования делегатов, порочившие имя самой императрицы, и возможные последствия этой миссии.

В то время когда делегаты терзали императора жесткими требованиями знати, Лантберт, тщетно пытавшийся разыскать свою супругу, направился прямиком к королеве. Ему пришлось достаточно долго прождать, прежде, чем он был допущен в покои государыни.

Услышав имя того, кто просит её об аудиенции, королева чуть не упала в обморок от негодования - присутствие человека Лотаря, её злейшего врага, было слишком отвратительно и тягостно для неё. Сначала Юдифь хотела приказать схватить его и убить на месте, но потом передумала, поскольку, несмотря ни на что, ей всё же было любопытно взглянуть на мужа ближайшей подруги. Чувствуя себя достаточно уверенно с несколькими вооруженными рыцарями, стоявшими за её троном, королева все-таки допустила в свои покои графа Дижонского.

- Государыня, - поздоровался Лантберт, на мгновение опустившись на колено.

Юдифь холодно смотрела на него, не говоря ни слова, за деланным спокойствием скрывая боль обжигающей её душу ненависти. Перед ней стоял человек, желавший смерти её сыну.

- Могу ли я увидеть свою жену, графиню Дижонскую, которая служит у вас? - сказал Лантберт.

Королева смерила его уничижительным взглядом.

- Среди моих придворных дам нет такой женщины, - отвечала она.

- Но среди ваших придворных дам наверняка есть женщина по имени Альберга, дочь сеньора Викфреда Буржского, - проговорил Лантберт, ради любви укрощая свою гордыню.

Юдифь мгновенно оценила его самоуничижение и всю силу привязанности этого человека к её подруге.

- Альберга? Ах да... несчастная девушка...мне очень жаль… - с искренней печалью в голосе произнесла королева, с удовольствием наблюдая, как Лантберт побледнел при мысли о случившемся с любимой несчастье, как мучительная тревога переменила выражение его лица, а от бессилия перед страшной неизвестностью сжались кулаки.

- Государыня, ради Бога, скажите, что с моей женой и где она теперь? - проговорил Лантберт, пристально взглянув на королеву.

- Альберга так же несчастна, - продолжала королева, - как была бы на её месте несчастна любая другая девушка, на которой женились не по любви, а по приказу. Неужели ваш король действительно предполагал, что моя преданнейшая подруга будет помогать вам в ваших злодеяниях против меня? Какой просчет!

- Я женился лишь по приказу своего сердца, государыня, - только и проговорил в ответ Лантберт, пораженный этим злобным выпадом.

- Вы лжете, - произнесла королева, бросив в Лантберта острый и холодный, словно сталь кинжала, взгляд. - У вас нет сердца.

Лантберт до последней минуты сомневался в предательстве жены, но после этих слов вынужден был признать, что его возлюбленная всё-таки пошла против него и выступает на стороне противника.

- Как близкая подруга, я желаю Альберге только добра и обязана спасти её от этого позорного и тягостного союза, к которому её принудили её продажные родственники, - говорила Юдифь. - Бедняжка достаточно настрадалась в тот день, когда её заставили стать вашей женой. Хватит с неё мучений.

Лантберт слушал жестокую речь королевы, все больше темнея взглядом. В глубине души он не уважал её, считая падшей женщиной, теперь же, после этих лживых, несправедливых слов, в его отношении к ней добавилась ещё и острая личная неприязнь.

- Любовь это не мучение, любовь это счастье и блаженство, государыня, - заметил Лантберт, приправив свои слова вызывающим взглядом.

- Что? Вы сказали любовь?! - вне себя от гнева воскликнула королева, пораженная не столько его дерзкой речью, сколько тем, что этот бессердечный, злой, преступный человек осмеливается произносить вслух священное слово «любовь», тем самым оскверняя его. - Да откуда вам знать истинный смысл этого слова? Насилие и убийства - вот что хорошо знакомо вам и вашему королю. Вы творите зло так же легко как дышите. Скольким женщинам вы причинили страдания и позор? скольких девушек погубили - вы их и не вспомните теперь. Это вы насилие называете любовью? Да вы обезумели! Вы родились с душой убийцы! вы не способны любить! зато с каким наслаждением вы готовы уничтожить все живое и любящее, женщин, детей, всех, кого прикажет вам убить этот зарвавшийся, жестокий, подлый, бесчестный злодей!

Лантберт и в самом деле едва не сошел с ума, слушая эту тираду. Никогда в жизни он ещё не был вынужден выслушивать подобные речи, не имея при этом возможности убить на месте человека, произносившего их.

- Альберга моя законная жена, - преодолевая ярость, холодно проговорил он в ответ, - никто не смеет прятать её от меня. Вы творите беззаконие, разрушая благополучие и счастье людей, обвенчанных перед образом Пресвятой Девы Марии.

Юдифь снова почувствовала, что вот-вот потеряет сознание – от возмутительного, сверхнаглого лицемерия этого негодяя ей уже становилось невмоготу.

- Забудьте о вашей свадьбе, - проговорила она негромким, но переполненным ненавистью голосом. - Вы никогда больше не увидите Альбергу, дочь Викфреда Буржского. Прочь с глаз моих, вы достойный раб своего подлого господина!

Закусив до крови губу, Лантберт покинул покои королевы.

На выходе его уже поджидали - два стражника бросились на него и, схватив за ноги, повалили на пол, в то время как третий обрушил на него свой меч, намереваясь разрубить голову. Лантберт почти невероятным усилием сумел увернуться от меча, одновременно несколькими крепкими ударами ног освободившись от противников. Вскочив на ноги, он покалечил мечом одного из врагов и метко бросил кинжал в другого. Третий налетел на графа как коршун, но тоже был повержен. В это время подоспели ещё несколько рыцарей и, осыпая Лантберта проклятьями, атаковали его. Одного из них он повалил ударом ноги, второго поразил мечом, но третий смог ранить его в предплечье. Однако ранение не повредило графу - Лантберт успел уклониться от прямого удара и клинок лишь рассёк кожу. Тут же, атаковав противника, граф нанес ему смертельный удар и сразу был вынужден защищаться от последнего из нападавших. Но ловкость и сила вновь были на стороне графа. Одержав победу, Лантберт забрал свой кинжал, прихватив и кинжал одного из убитых. После чего поспешил удалиться, опасаясь нападения остальных.

Его опасения не были напрасны, ибо эти остальные уже поджидали его. В одной из галерей он увидел отряд рыцарей, которые решительно направились в его сторону. Лантберт остановился, прикидывая скольких сразу он сможет обезвредить, и тут услышал шаги за спиной - дворцовая охрана окружила его.

- Барон Лантберт, прошу вас отдать меч и следовать за нами. По приказу императора вы арестованы, - сказал человек, возглавлявший отряд.

- Как вам угодно, - проговорил Лантберт, выхватив кинжал из рукава и бросив его в говорившего — тот упал замертво (кинжал пронзил сердце).

Пораженные молниеносностью его действий и смертью своего командира, остальные на несколько мгновений пришли в ступор, дав Лантберту возможность выхватить меч из ножен.

На счастье графа в галереи показались делегаты во главе с Людовиком Баварским.

- Да это же мой зятёк! - воскликнул граф Буржский, выхватив меч и устремившись на выручку родственнику. Вслед за ним, по приказу своего короля, поспешили баварцы. Рыцари императора, лишенные командира и окруженные превосходящими их силами, были вынуждены сдаться и удалились, прихватив убитого товарища.

В этот день Лантберт чудом остался жив, однако ему пришлось покинуть ахенский дворец, так и не повидавшись с женой.

***

Война была объявлена, и первой жертвой на её алтаре должен был стать сын Юдифи. Королева понимала, что пребывание в Ахене для Карла всё опаснее с каждым днем. Его необходимо было спрятать в надёжном убежище, чтобы, в случае победы Лотаря, беспрепятственно вывезти подальше от Франкии. Но где найти это убежище, если даже не можешь знать наверняка кто из знати и священников друг, а кто враг. Королева была в отчаянии, сейчас ей казалось, что все королевство восстало против её мальчика.

Она бы многое отдала, лишь бы услышать от кого-нибудь слова поддержки и план спасения её сына, но единственный человек, кому она могла полностью доверять, несколько дней назад отбыл из Ахена по срочному поручению Людовика — они готовились к противоборству и собирали людей.

- Государыня, если вы мне доверитесь, я спасу принца, - увы, это произнесла Альберга — чем могла помочь королеве придворная дама, которой впору было самой покинуть дворец - очень скоро он мог стать слишком беспокойным жилищем.

- О чем ты ведёшь речь, милая? - тем не менее, терпеливо осведомилась Юдифь — обсуждение любых планов спасения несло в себе пусть и зыбкую, но все же надежду. - Каким образом ты можешь помочь нам?

- Если вы помните обстоятельства нашей с вами встречи в Бурже, то поймёте, о чем я говорю.

Да, тот день королева бережно хранила в памяти и помнила его так ясно, как будто это было только вчера. Она знала, что даже на смертном одре она будет вспоминать именно тот день.

- Я, кажется, понимаю, о чем ты говоришь, - кивнула Юдифь. Впервые за последние дни её лицо, удрученное ожиданием беды, немного посветлело, а прекрасные, цвета изумрудов, глаза вновь сверкнули огнем, который никакие бедствия и страдания не смогли бы затушить навеки. - Но, Альберга, как мне отправить туда Карла? Любое количество рыцарей кажется мне недостаточно надежным.

- Государыня, я сама сопровожу монсеньора.

Юдифь сначала удивилась, потом разгневалась.

- Да ты смеешься надо мной! - воскликнула она.

- Отряд рыцарей привлечет к нам ненужное внимание. И, кроме того, не исключено, что позже кто-нибудь из них выдаст убежище принца Карла Лотарю или его людям, - невозмутимо продолжала Альберга.

- Его людям! - в сердцах вспылила королева, устремив на графиню Дижонскую полный раздражения и гнева взгляд, как будто вместо Альберги увидела перед собой её мужа.

Альберга смущенно опустила глаза, но тут же подняла их и прямо посмотрела на государыню, как человек, искренне не ведающий, в чем его обвиняют. Она понимала, что Юдифь просто срывает на ней свое удрученное состояние.

- Прости, дорогая, - махнула рукой королева, сама устыдившись своего срыва. - Ты должна понимать - то, что ты предлагаешь слишком опасно. Отправлять вас с Карлом одних, тем более через разбойничьи леса Бургундии, было бы безумием.

- Для монсеньора нет сейчас места опаснее, чем Ахен, - упрямо возразила Альберга.

Юдифь с тоской безнадежности на лице покачала головой.

- Государыня, если вам дорога жизнь вашего сына, вам придется полностью довериться мне, - резко сменив интонацию, бесцеремонно и жестко произнесла Альберга, видя нерешительность королевы и понимая, что Юдифь сама сейчас невольно приговаривает своего ребенка к смерти.

Пораженная такой метаморфозой, королева в изумлении посмотрела на свою придворную даму. Куда девалась хрупкая, милая, деликатная девушка? И откуда появилась эта своевольная грубиянка, пытающаяся диктовать условия королеве?

- Мы будем передвигаться только днем, а ночевать придется в крестьянских домах, - говорила тем временем Альберга, не подозревая о том впечатлении, какое произвела на королеву внезапно проявившаяся её истинная сущность — под влиянием чрезвычайных обстоятельств она сама не заметила, как сбросила маску благовоспитанной придворной. - Но одет принц должен быть как можно скромнее. Мне же необходимо оружие — лук с полным колчаном. И ещё, с нами должен отправиться человек, который по прибытии на место, останется с принцем. Надежный и близкий к монсеньору. Я думаю, лучше, если это будет Нитхард.

Слушая Альбергу, королева все больше убеждалась, насколько она ошиблась в этой девушке. Когда-то она понравилась Юдифи своей естественностью, искренностью и наивностью, теперь же королева поняла, что на самом деле тогда, в Бурже, ей повстречалась не по годам расчетливая лицемерка — и столько лет, находясь при дворе, она успешно притворялась той, которой на самом деле не являлась. Однако, сейчас это даже к лучшему, ведь эта ошибка теперь спасет жизнь её сыну.

Юдифь позвонила в колокольчик и в комнате появилась Ингитруда.

- Найди Нитхарда, пусть приведет сюда моего сына, - повелела ей королева.

В это время принц Карл в компании нескольких сверстников вот уже добрый час упражнялся в стрельбе из лука на одном из внутренних дворов.

Учитель проверял мишени с очередной партией пущенных в них стрел.

- Сеньор Геренфрид, неплохо, три из пяти! Сеньор Бово, а вам надо стараться, ни одной! Сеньор Одульф, браво, четыре из пяти! Монсеньор, превосходно! - сказал воспитатель, дойдя до мишени Карла и увидев, что все стрелы точно в центре. - Да вы скоро станете лучшим лучником Франкии!

Карл принимал похвалы как должное - он во всем и всегда добивался превосходных результатов, будь то воинские или же ученые занятия - ему всё давалось легко.

День принца был полностью расписан и загружен. Свободные искусства и латынь, стрельба из лука, метание дротиков и кинжалов, конные прогулки, фехтование (пока ещё на легких, соответствующих возрасту, мечах), изучение истории по части военных походов и сражений, и очень много молитв (по утрам он посещал капеллу вместе с отцом, и, кроме того, помногу раз в течение дня общался со своим духовным наставником).

На площадке показался Нитхард.

- Ты должен и моего друга научить хорошо стрелять! - обратился мальчик к своему наставнику, наблюдая, как неспешно, как бы нерешительно, щурясь от ярких солнечных лучей, учитель приближается к ним. - Когда я буду королем, Нитхард станет моим ближайшим другом, а другу короля не пристало быть таким беспомощным.

- Нитхард, ты правильно сделал, что пришел сюда! - радостно сказал Карл когда учитель приблизился. - Адоард будет учить тебя стрельбе из лука!

- Монсеньор, я очень сожалею, но с этим придется повременить, ибо ваша матушка, всемилостивейшая императрица, сей же час ждет вас у себя, - отвечал Нитхард.

Карлу не хотелось уходить с площадки, но он не мог себе позволить капризничать в присутствии друзей, так же как и ослушаться приказа королевы-матери.

Придя в покои королевы, и увидев мать, мальчик заметил, что она очень печальна и взволнована. Он не удивился, поскольку уже слышал разговоры о предстоящем сражении — матушка, ясное дело, напугана, ведь дамы, будь они даже королевы, как мама, всегда боятся войны.

- Милый мой сын, - проговорила Юдифь после приветствий и материнских объятий, - тебе необходимо подготовиться к путешествию.

- Это правда?! - Карл радостно уставился в лицо матери, не веря своему счастью. - А с кем мы поедем? С Бернардом? Только пусть Нитхард тоже будет с нами!

- Нет, дорогой мой, Бернард уехал из-за важных и неотложных государственных дел, и не сможет тебя сопровождать. Ты отправишься вместе с Альбергой... и, конечно, с Нитхардом, - поспешила добавить Юдифь, увидев гримасу разочарования на лице мальчика. - Но ты никому не должен ничего рассказывать о своем отъезде, договорились? - продолжала мать. - Альберга отвезёт тебя в один добрый, хороший дом, где ты погостишь, пока Бернард не приедет за тобой. Вы отправляетесь уже завтра на заре.

- Значит это правда, что мой брат Лотарь хочет меня убить? - вдруг равнодушно, без тени страха или волнения, уточнил мальчик.

Взрослые испуганно переглянулись.

- Нет, что ты... - растерянно начала было Юдифь.

- Матушка, завтра ещё до зари я буду готов, - перебил её мальчик.

Ранним утром сын, собранный в дальнюю дорогу, одетый в простую льняную одежду, в шерстяном сюркоте и плаще, и при кинжале, вновь был в покоях королевы, в сопровождении Нитхарда.

Юдифь сняла с шеи амулет и надела его на сына.

- Никогда не снимай это, он будет хранить тебя силой материнской любви, - сказала она и крепко прижала к себе мальчика, стараясь не расплакаться.

- Мама, кто этот человек? Он тоже отправится с нами? - спросил Карл, поглядев исподлобья на молодого рыцаря, ожидавшего их поодаль.

- Вы меня не узнали, монсеньор? - к несказанному удивлению мальчика сказал незнакомый юноша голосом Альберги и рассмеялся звонким женским смехом.

Придворную даму трудно было узнать в том виде, в каком она предстала в эту минуту, ибо на ней была мужская одежда — короткая рубаха и сюркот, штаны, кожаные сапоги, короткий плащ с капюшоном. За спиной лук, на поясе - кинжал и дротик.

Простившись с королевой, Альберга, Карл и Нитхард прошли через весь дворец, вышли на главный двор, где их ждали оседланные кони, и вскоре из ворот дворца выехали три всадника, которые направились по дороге в лес, прочь из Ахена.

«Не верю глазам своим, неужто королева доверила сопровождение сына двум недорослым шкетам? – с удивлением подумал Леон, провожая взглядом троицу, быстро скрывшуюся из виду за поворотом извилистой лесной дороги.

Вот уже неделю он денно и нощно отслеживал всех выезжавших из дворцовых ворот, лишь в коротких перерывах на сон перепоручая это сыну пастуха, в чьем доме он устроил наблюдательный пост. Немного обождав, не появится ли отряд рыцарей для сопровождения Карла, но так и не дождавшись никого, Леон двинулся следом за тремя ахенскими всадниками и тоже исчез среди чёрных ветвей деревьев.